Бахтин свернул в Колпачный и приятно удивился. Тротуар был аккуратно разметен.
Он оглянулся, перепроверяя, и зашел в дверь с надписью на стекле «Антиквариат».
Звякнул колокольчик, Бахтин спустился на две ступеньки и попал в мир старых вещей.
Ничего особенно дорогого он не увидел. Темные от времени картины с ликами неведомых чиновников и штатских господ в старинных камзолах, бронзовые часы с грудастыми наядами и могучими мужиками, шкатулки прекрасной резьбы, целый табун каслинских чугунных коней.
Много вещей собрал Каин в своем магазине, но, видимо, самое ценное для подлинных любителей прятал где-то в закромах.
– Кто там? – Бахтин услышал знакомый голос и шаркающие шаги.
Появился Фролов в теплой фуфайке и полосатых брюках, заправленных в валенки. Он взглянул на Бахтина и сказал: – Кто видел? – Нет. – Тогда в задние комнаты прошу.
До чего же квартира московская на питерскую похожа. Тот же буфет огромный, лампа под зеленым абажуром на цепях под потолком, диван с зеркальцем, плюшевые кресла.
– А у тебя, Петр Емельянович, все по-старому. Впрочем… – Бахтин подошел к дивану. Над ним висел картонный плакат с плохо выполненными стертыми фотографиями и надписью «Вожди революции». – Вместо государя императора повесил?
– Именно, именно. Каждая власть от Бога. – Фролов назидательно поднял палец. Посмотрел внимательно на Бахтина.
– Потрепала вас тюрьма, господин коллежский советник, совсем с лица спали. – Есть немного.
– А мне верные люди сказали, что расстреляли вас. Я заупокойную у Ивана Воина заказал. А вы бежали, значит. – Не рад? – Если честно – рад. И денег дам, и схороню.
– Спасибо тебе, Петр Емельянович, только выпустили меня. – Быть не может! – Вот слушай… – Один секунд, я только закусить соображу.
За коньячишком хорошим, да закусочкой Бахтин поведал Каину о своих злоключениях.
Все рассказал, особенно подробно о разговоре с покойным Адвокатом.
– Да, Александр Петрович, что же получилось, вы, скажем так, полковник, кавалер императорских орденов, в чекисты пошли.
– Нет, Петр Емельянович, у меня к Сабану и Лимону свой счет. Я с них получу. – Понимаю. А не боитесь?
– Опасно, конечно, но надо. Теперь у меня к тебе, Петр Емельянович, два дела. – Говорите. – Первое, как к моему агенту… – Ох, уволили бы вы меня от дел этих. – О том тоже поговорим. К тебе придет Сабан. – Уверены?
– Уверен. Ты ему скажешь, что вот этот человек продал тебе десять тысяч франков. – Бахтин положил на стол фото Чечеля. – Одет был в бекешу офицерскую, фуражку с наушниками, суженки и сапоги. Сабан спросит, где его найти. Ответишь, что он в кафе «Бом» на Тверской. – И все? – засмеялся Каин.
– Все. На этом твоя служба в сыске закончена.
Бахтин встал, вышел в прихожую, из кармана пальто вынул сложенную вдвое папку с агентурным делом «Макаров». Вернулся в столовую, положил папку на стол. – Проверь, Петр Емельянович, здесь все.
Каин схватил папку, достал из ящика комода очки, подошел к окну. Читал он долго, потом открыл дверцу голландки и кинул папку в огонь.
– Вот за это спасибо. Век помнить буду. Так какое второе дело-то?
– теперь, Петр Емельянович, я тебя не как агента прошу, а как авторитетного Ивана, не как сыщик прошу, а как человек, в тюрьме настрадавшийся.
Бахтин налил в фужер коньяк, выпил. Каин, хитро прищурившись, смотрел на него. Он понимал, что агентурное дело ничего не стоит. Слову Бахтина поверит любой московский жиган. Скажи он кому, и найдут его, Каина, с пулей в башке. – Так говори дело-то, Александр Петрович. – Найди мне щель, куда Лимон закопался. – И только-то. – Сможешь?
– Он в Петровском дом купил, в цыганской слободе. Завтра Мишка Цыган придет, я его спрошу, вот и все. – Спасибо.
– Александр Петрович, слышал я, твоя жена в Финляндии? – Да. А тебе зачем? – Хочу через месячишко подорвать. – А граница?
– Есть человек. Да ты его знаешь, капитан Немировский.
– Значит, мы с тобой по одной тропе ходим. Запоминай: Черная речка, семь, госпожа Нечволодова. Думаю, я тебя там встречу. – А если нет?
– Тогда, – Бахтин вынул из галстука булавку, – передай ей это. Каин повертел булавку. – Дорогая вещь. – Подарок жены. Пора мне.
Бахтину повезло, на Маросейке он взял извозчика. – Первая Тверская-Ямская, 57, – назвал он адрес.
И потащились санки по снежным колдобинам. Бахтин сначала пожалел, что не сел в трамвай, но чем дальше он ехал, тем лучше ему становилось. Зимняя Москва гостеприимно распахнулась перед ним. Бульвары, засыпанные снегом, горбатые переулки Сретенки, все еще элегантная Петровка. Почти каждая улица была связана с ним невидимой нитью воспоминаний. Прекрасных и добрых. В них не было места тому, чем он занимался сегодня. Это была память о святочных обедах, рождественских балах, новогодних елках. И жили в ней веселые друзья и прелестные девушки. Все те, кого он больше никогда не увидит.
Дверь ему открыла сама Абрамова. Она узнала его сразу. – Беда какая, господин начальник? – Да нет, мне Михаил нужен.
А в коридоре уже появился Мишка Чиновник. Был он в бархатном халате с атласными бортами. – Александр Петрович, прошу. – Нет, Михаил, у меня к тебе два слова всего. Мадам Абрамова деликатно исчезла. – Ты теперь, говорят, крупье в Столешниковом? Михаил кивнул. – Нарисуй-ка мне план вашего притона.
Они прошли на кухню, и Мишка сноровисто нарисовал план. – На второй двери ключи есть? – От какой? – Черного хода. – Да. – Когда тебе скажут, откроешь? – Значит, брать нас будете?
– Радуйся, что я приду. Как мы войдем, ты свалишь сразу. – Спасибо.
– Не на чем. А это тебе на память. – Бахтин положил на стол папку агентурного дела.
На Пименовской улице было совсем темно, правда вопреки времени и логике один газовый фонарь горел. Свет его желтовато-синий был настолько слаб, что с трудом освещал стену соседнего дома.
Хряк шел за водкой, рядом во дворе ею торговала здоровенная бабища Афанасьевна. Промыслом этим она занималась при всех властях: при царе, при Керенском и нынче при большевиках. Качество напитка в зависимости от политических потрясений резко менялось. Казенная, ханжа, а нынче самогон. Хряк спрятался в подворотню, чтобы прикурить. И тут кто-то крепко взял его за плечо. – Тихо, Хряк. Признал?
Хряк чиркнул спичкой. Перед ним стоял высокий бородатый человек в рваном малахае и стеганой фуфайке. – Ты кто? – Ну, зажги еще одну спичку-то, не жалей. Слабый огонек вновь осветил лицо незнакомца. – Да не признаю я. Вот голос… – А еще трактир хочешь открыть…
– Ваше высокоблагородие, ну, как в театрах прямо. Дело какое есть?
– Разрешение на трактир я тебе схлопотал. Помнишь шашлычную Автандила? – Век не забуду. Что делать должен?
– Надо, чтобы Сабан узнал, что тот фраер, которого ты пас, заходил к Каину. – И все? – Все.
Сабан с Рубиным играли в карты. Просто так. Без интереса, чтобы скоротать время. Григорий Львович карт терпеть не мог, любимая его игра была лото.
– Гриша, – Сабан начал тасовать карты, – мы у того консула взяли прилично. Может, пора мотать.
– Дня три еще полковника пусть твои ребята поищут, а там поглядим. – Ты паспорта шведские отдал человеку?
– На. – Рубин бросил на стол синюю книжку с тремя золотыми коронами на обложке.
Сабан открыл паспорт. Печать на его фото ничем не отличалась от печати на втором листе. – Молодец твой гравер. – За такие деньги плохо не делают.
– Как жить будем дальше? – Сабан налил в фужер тягучего ликера.
– У нас на очереди профессор Васильев. Наводчика я нашел. Договорился, что он ко мне в эти три дня придет. – А если найдем полковника?
– Мочи его, Коля, и отбирай валюту. Я сейчас поеду. Буду человека ждать.
– Значит, через три дня? – Сабан сквозь зубы вытянул обжигающую влагу.
– Да. Под чекистов работать нельзя. Пойдем к нему как специалисты из Швеции. – Дай Бог. – Три дня, Коля, я на дне. А потом телефонирую. – Если что, я тебе тоже телефонирую.
Рубин встал. Прошелся по комнате. За стеной спорили о чем-то налетчики.
«Пора, – подумал он, – что-то заигрался ты, Гриша».
– Ну, бывай. – Он протянул руку и вышел.
Сабан остался один. Кинул три карты, вышло очко. Снова кинул, опять очко. Да черт его знает, этого Рубина. А может, он зря с ним связался. Денег у него был лом. Есть камушки неплохие. Может, завалить любимого друга Гришу, забрать его долю. Но у того деньги в Стокгольме, и большие. Нет, надо добраться туда, а там он из него все выбьет. В дверь заглянул налетчик по кличке Пашка Сучок.
– Сабан, Коля Малый пришел, говорит, до тебя разговор есть. – Пусть войдет.
Коля Малый, здоровенный парень под два метра ростом, плюхнулся на диван, застонавший под его тяжелым телом. – Налей, Сабан. Сабан взял фужер, наполнил его ликером до краев. Коля в два глотка выпил, икнул. – Ну что у тебя?
– Помнишь того фраера, который в Банковском от нас ушел? – Ну. – Его Хряк видел. – Где? – Сабан вскочил. – Он у Каина был.